5 декабря, Пятница
г. Калуга, ул. Марата 10

Век Афанасьева

13.11.2025

О патриархе калужской журналистики рассказывает его коллега, которому посчастливилось работать с мэтром.

С весельем и отвагой

У Константина Михайловича за его долгий век было не так много поистине близких друзей. Он не прост, к нему нужно привыкнуть, чтобы принимать его таким, какой он есть. Таким он был 40 с лишним лет назад, таков и сейчас. Он так же шутит, как и в былые годы. Его едкую иронию воспринимали не все, некоторые сторонились. А в 70-е годы от его баек про партийных чиновников и вовсе шарахались: не дай бог заподозрят в нелояльности к властям и дружбе с «досидентом». Так с иронией иногда называл себя сам Михалыч. «Досидент», то есть еще не отсидевший.

Его отличали аристократические манеры, цитирование классиков, чем он выделялся в кругу «золотых перьев» «Знаменки». Впрочем, даже в те годы он не особенно скрывал, что его мама имела дворянские корни. Мог вспомнить дворянина Ульянова-Ленина и других партийных вождей, когда ему ставили в упрек происхождение. Шутил на запретные темы, за которые в период сталинских репрессий можно было бы получить вышку.

Журналистское творчество Константин Михайлович делил на две части: доперестроечная (партийно-советская в «Учительской газете» и «Знамени») и постперестроечная (свободная). Впрочем, и в постсоветское время свобода была относительной, хотя ее стало несравнимо больше. Советскую же эпоху наш патриарх рассматривал как период весьма ограниченного творчества. В эпоху ограниченной свободы, даже когда многочисленные редакторы и цензоры не вмешивались, он включал внутреннего редактора и цензора.

Так было, когда мы вместе в перестроечные годы работали в редакции газеты «Строитель». Меня порой удивляло, как тщательно Афанасьев работает над каждым своим материалом.

 – Константин Михайлович, ведь это же многотиражка, – говорил тогда я. – Здесь требования другие, чем были у вас в «Учительской газете».

 – В том-то и дело, что другие, – отвечал Афанасьев. – В «Учительской» я писал для неведомых мне читателей от Сахалина до Калининграда. А здесь я пишу для читателей, которые меня видели и знают. Я им в глаза смотрю. Здесь ответственности больше.

Каждая наша беседа начиналась с его баек или исторических анекдотов и завершалась ими. Но даже эти байки были учебой для меня. Мне было легко общаться с этим человеком, который на несколько поколений был старше, который знал, что такое война. Но сам он никогда не выставлял свой возраст и опыт напоказ, считал себя молодым.

Смотреть и видеть

Еще в военные годы, когда юный Афанасьев потерял один глаз после артобстрела и был уволен из армии «вчистую», он научился лучше слышать, ловить каждую интонацию. Позднее, будучи уже почти слепым, он примечал то, что дано не всякому зрячему. Не просто видел – предугадывал.

Так он знал, что в 1996 году надо поддержать хорошо знакомую ему команду Валерия Сударенкова на губернаторских выборах. Хотя, знаю не понаслышке, поддерживать эту команду тогда было весьма рискованно, многие наши коллеги делали ставку на действующую исполнительную власть. Ведь оппоненты Сударенкова, обладавшие административным ресурсом, в случае своей победы, скорее всего, оставили бы несогласных «журналюг» без права голоса, без профессии. 

Такие «перспективы» нам тогда сулили. Впрочем, Константин Михайлович этого не опасался. И поддерживал команду Сударенкова не потому, что ставил на свою убежденность в победе, а потому, что доверял. После выборов Михалыч никогда не доходил до слепого поклонения победившим, мог себе позволить иронию в адрес Сударенкова и Артамонова. Но желчи в его иронии не было, был мудрый взгляд старшего товарища.

Художник, воспитай ученика...

Эти строки ровесника Афанасьева, поэта-фронтовика Евгения Винокурова, я вспоминал неоднократно. Константин Михайлович, безусловно, был художником слова, но считал ли он себя учителем? Вряд ли. А вот зубр областной журналистики Игорь Бабичев называл его своим учителем. Я учился у них обоих. Причем не исключаю, что и Афанасьев чему-то учился у Бабичева. Получается, как у Винокурова: «Художник, воспитай ученика, чтоб было, у кого потом учиться…».
«Ходячая энциклопедия» – это про Михалыча. Я бы добавил еще – «ходячий словарь». Он мог дать ответ на любой интересующий вопрос во время работы над материалом.

На стройке работали разные люди. Было немало и тех, кто отбывал срок. Я не знал, как с такими общаться и часто обжигался на таких контактах. А Афанасьев – нет. Он умел найти подход к каждому человеку, к бывшим зекам в том числе. И меня этому тоже научил как мог.

В конце 70-х, когда я познакомился с некоторыми «знаменцами», то считал их небожителями по заслугам, признанию читателей, по отточенности слова. Но чаще всего останавливал свой взгляд именно на публикациях Афанасьева. После ухода Бориса Обновленского он оставался практически единственным в нашей области фельетонистом. А фельетон тогда считался высшим пилотажем журналистики.

А сколько копий было сломано вокруг краеведческой публицистики?! Афанасьев всегда предельно трепетно относился к этой теме, был в ней экспертом, тщательно «копал» материалы для каждой своей публикации, каждой краеведческой книги. Его исследования можно было смело принимать на веру. Впрочем, на веру можно принимать и весь его век: отчаянный, противоречивый, но честный и справедливый.

12 ноября, в день юбилея, Константина Михайловича навестили коллеги. Советник губернатора Андрей Ильницкий вручил мэтру адресованное ему письмо президента России Владимира Путина, поздравительный адрес Владислава Шапши и подарок от главы региона. С теплыми словами и подарками пришли также председатель Калужского регионального отделения Союза журналистов России Юрий Расторгуев, главный редактор газеты «Знамя» Алексей Слабов, ветеран журналистики Виктор Вдовенков.
Несмотря на почтенный возраст, юбиляр по-прежнему бодр духом. Он часами слушает радио, поет песни своей молодости, декламирует стихи (в том числе эпиграммы собственного сочинения), занимается на тренажерах. Тепло и заботу дарит дедушке внучка Татьяна.

Игорь ФАДЕЕВ 
Фото Игоря КОРНИЛОВА