Калужские губернские ведомости
- Здравствуйте. А вы не можете сказать, вот этот благотворительный фонд – он как? Действительно детям помогает? Я на него перечисляю деньги иногда, мне смс всё время приходят…
Читатели звонят в газету по самым разным вопросам. Пожилая женщина из района деликатно дождалась, пока я отыщу информацию в интернете, но что-то её явно беспокоило.
Указанный фонд действительно существовал. Зарегистрирован он был в Санкт-Петербурге, география подопечных – по всей стране, диагнозы тоже самые разные. Меня бы это насторожило, о чём я и сказала собеседнице. Есть серьёзные фонды, которые специализируются на конкретных заболеваниях, чтобы помощь была более эффективной. Есть местные фонды, которые знают всё о каждом подопечном и отчитываются о каждой копейке потраченных средств. Конечно, и специализация фонда, и его местная составляющая – тоже не панацея. Мошенников, собирающих деньги подобным образом, великое множество. Как и способов мошенничества: одни берут фотографии и сканы документов с реальных сайтов, другие даже связываются с семьёй и передают им часть собранных средств. Но только часть.
Женщина явно растерялась, услышав о том, что фонд располагается не в Калуге.
- Они калужскому ребёнку на операцию собирали, я по калужскому телевидению и увидела, тогда и перечислила впервые, - пояснила она. Спросила о том, какие калужские фонды помогают людям, каким можно доверять.
Уже попрощавшись, я нашла любопытную информацию о названном фонде: люди на форумах хором жаловались, что после первого пожертвования он начинает регулярно снимать деньги с телефона, присылая смс с благодарностью за пожертвование. Каким образом подключается эта услуга, не очень понятно. Но и не очень приятно, согласитесь.
Телефонный разговор с читательницей состоялся как раз накануне начавшейся эпидемии. А эпидемия, как и вообще любые катаклизмы и изменения, является благоприятнейшей почвой для мошенников. И вот уже началось…
«В квартиру позвонили люди, представились работниками ЖЭКа, сказали, что должны произвести санитарную обработку квартиры от коронавируса. Что это было? Реально ЖЭКи такое делают? Слава богу, отец их не пустил».
На десять не пустивших найдётся один пустивший. И заявление в полицию о том, что квартиру при такой «санобработке» обчистили, не очень поможет: где ж их найдёшь, «санитаров» в защитной обежде? И будут звонки в редакцию уже с просьбой осудить мошенников и заодно полицию.
Честно скажу: не думаю, что мошенники читают газеты. А если и читают, то вряд ли раскаются и вернут награбленное. Скорее поспешат сменить тактику: отправятся предлагать одиноким пенсионерам бесплатные маски, продуктовые наборы и даже материальную помощь. «Изобретут» очередное «эффективное лекарство» от всех болезней, которое «со скидкой – только для вас».
В интернете уже появился очередной список мошеннических уловок, порождённых коронавирусом: тут и сайты-ловушки якобы от Всемирной организации здравоохранения – только «скачайте программу»; и предложение льгот и компенсаций – «только зарегистрируйтесь – и получите деньги»; и приглашение якобы на осмотр в поликлинику… И, конечно же, сбор денег на «доброе дело»: раз есть пострадавшие от болезни и доблестно сражающиеся врачи – значит, есть кому собирать. А пожилые люди на слово «помощь» очень отзывчивы. А если в стране появляется какая-то волонтёрская акция – мошенники немедленно берут её на вооружение.
«Хотя бы рассказывайте о них, просвещайте население», - бросила в сердцах читательница, найти обманщиков которой полиция не смогла. Мы, конечно, пишем. Но описать все возможные способы мошенничества, увы, не можем: мошенники куда быстрее и изобретательнее. Кому, как говорится, война, а им мать родна.
Впрочем, есть и другая категория звонящих в редакцию пенсионеров. «А вы не подскажете телефон волонтёров, которые могут купить продукты (настроить телевизор и пр.)?» - спрашивают они. Действительно, ведь это совсем не трудно: позвонить. Родным, знакомым, в социальные службы, в своё домоуправление. И в итоге не стать жертвой тех, кто наживается на беспомощности, одиночестве, старости, горе... Даже на нашей отзывчивости и желании помочь.
Будьте бдительны!
– Ведь я когда ещё в Японии был: все в масках, никто не стесняется, – обронил знакомый во время очередного обсуждения профилактики нового вируса. В Стране восходящего солнца, как выяснилось после подсчётов, он был по работе около тридцати лет назад. Уже тогда медицинские маски там были в ходу. Сегодня же это просто бум. Возможно, в чём-то даже чересчур. Маски надевают не только для того, чтобы оградить других и себя от возможного заражения, – это защита от аллергии, от пыли, а в чём-то даже от посторонних глаз.
Человек в маске вызывает там доверие и уважение: хотя бы потому, что заботится о других. И если уж приходится ехать на работу приболевшим (с кем не бывает) или в семье кто-то болен – значит, сам он, возможно, является носителем инфекции.
И вот – пришла пора примерить на себя. Но почему-то никто не торопится. «Люди, которые скупали маски пачками по сто штук, как рассказывают провизоры, – где вы?» – воззвал один из интернет-собеседников во время обсуждения. Вопрос справедливый: даже сделав запас масок, люди не торопятся их надевать. Стыдно. Неловко. Неприлично. И так сойдёт. И вообще: здоровому она не нужна, маску должен носить больной. Этот постулат нам внушают многие авторитетные медики.
Да полноте: много ли вы видели таких больных в калужском транспорте, например? Нет, не тех, что с насморком или бронхитным кашлем, – таких хватает в каждый сезон простуд, к таким мы привыкли, это почти норма. И масок на них, заметьте, нет. И никто от них не шарахается. А теперь попробуйте надеть эту самую маску и зайти, допустим, в маршрутку.
Я пробовала. Точнее, ездила так несколько дней. «Вокруг образуются свободные места, люди боятся приближаться – в общем, даже неплохо», – сыронизировал кто-то из единомышленников-масочников. Могу подтвердить: наших людей маска пугает. Стоило надеть маску, как место в транспорте рядом со мной стали занимать в последнюю очередь, присаживаясь как-то боком, с опаской. И только убедившись через несколько остановок, что никаких признаков болезни я не подаю, соседи немного успокаивались и садились прямо…
«Маски носят больные»… Так же косятся и на людей, переживших серьёзную операцию, которым противопоказано заражаться и которым врачи(!) рекомендуют ходить в масках. Потому что это хоть немного, но может оградить от тех истинно больных, которым «неловко» ходить в маске.
Разумеется, это справедливо: первым маску должен надеть больной, чтобы не распространять вирус. Но есть такое понятие, как инкубационный период: когда человек уже болен, но ещё не знает об этом. Все изучали это в школе, но почему-то немногие запомнили. И в конце концов, маска – это барьер, а барьер действует в обоих направлениях. Да, в случае, когда здоровый защищается от больного, эффективность меньше, но она всё же есть.
Что же касается всех этих «неудобно» и «неловко»… Странно, что нам так неловко быть ответственными за здоровье других и за своё собственное. И почему-то неловко заботиться о себе и своих близких, которых мы можем заразить.
И есть всё-таки надежда, что эта мода у нас приживётся. Мода быть ответственными. Потому что если каждый приболевший наденет маску в период любой, даже не особенно опасной болезни – он убережёт от заражения очень многих.
- Я тебя сейчас выкину из троллейбуса вместе с телефоном, - «ласково» пообещал водитель, снова открыв внутреннее окошко, когда я фотографировала номер троллейбуса. Пассажиры в салоне испуганно затихли.
- Вообще-то у вас тут «выход» написано, - заметила я, указывая на переднюю дверь.
- Выходят через среднюю и заднюю, а в переднюю только входят. Всё! - рявкнул водитель и с грохотом захлопнул окошко.
Собственно, началась эта история на неделю раньше описанного события, когда я через соцсети обратилась в начальнику УКТ Вадиму Витькову с просьбой разъяснить функцию передней двери. Я вспомнила двухдверные троллейбусы, которые разъезжали по провинциальным калужским улочкам во времена моего детства, и поинтересовалась: когда и почему передняя дверь современных трёхдверных троллейбусов перестала открываться по умолчанию и стала чуть ли не личной дверью водителя? (Разумеется, я говорю о тех маршрутах, на которых ещё работает кондуктор – да, такие ещё есть в городе). Нет, её, эту дверь, изредка открывают. Если попросишь. Или в неё стучится мама с ребёнком или старенькая бабушка. Но далеко не всегда.
Людям, стоящим в передней части троллейбуса, приходится нелегко, особенно в час пик. А главное, все уже воспринимают это как должное и покорно пробираются по головам и ногам от передней двери в центр. Её перестали замечать и воспринимать как дверь.
«Причина проста - есть Типовые правила пользования трамваями и троллейбусами в городах РФ, утверждённые Министерством транспорта РФ.
П 6.2.: «Вход через переднюю дверь разрешается пассажирам с детьми дошкольного возраста, лицам престарелого возраста, беременным женщинам, инвалидам и сотрудникам при исполнении ими служебных обязанностей», - отозвался начальник УКТ, депутат городской Думы Вадим Витьков. - Можно спорить, но, к сожалению, они действующие и обязательны для исполнения всеми соответствующими предприятиями».
Однако ответ вызвал ещё больше вопросов. Первый - откуда данные категории населения могут узнать о своём праве входить в переднюю дверь? Здесь Вадим Витьков отослал меня к Правилам перевозки на сайте УКТ.
Второй вопрос касался того, всем ли разрешён выход из передней двери. На него он ответил уклончиво: «Про выход в правилах ничего нет».
Логично предположить, что если не запрещено, то разрешено. Я в последнее время прошу водителей открыть переднюю дверь, чтобы не протискиваться к выходу в среднюю дверь.
Так же было и в случае, описанном в начале статьи. Я села на остановке «ХХI век» и сразу прошла ближе к кабине водителя, чтобы никому не мешать. Как обычно, ни на одной из остановок водитель переднюю дверь не открыл, хотя среди пассажиров пожилые люди и женщины с детьми составляли абсолютное большинство. У 4-й больницы я оглянулась: людей в проходе было достаточно. Заглянула в кабину водителя, где сидел седовласый мужчина интеллигентного вида, попросила открыть. Сначала он сделал вид, что не замечает, а когда я постучала – открыл окошко и с ходу рявкнул: «Чего тебе надо?» Дальнейшее вы уже знаете. Выходить пришлось на следующей остановке. Через среднюю дверь.
Вечером я села готовить статью. Зашла на официальный сайт УКТ, открыла те самые Правила пользования транспортом, на которые ссылался Вадим Витьков. И в главе «Порядок входа и выхода» прочла: «Вход разрешается после выхода пассажиров через все двери, кроме передней, а ВЫХОД ЧЕРЕЗ ВСЕ ДВЕРИ».
Вот так всё просто. Удивляет только, почему водители троллейбусов и другие сотрудники УКТ с этими правилами не знакомы.
Кстати, по поводу «бескондукторных» маршрутов, работа которых откровенно не согласуется с правилами, начальник УКТ признался: да, нарушение есть. Но, разумеется, только во благо горожан. «Можно было бы избежать этого нарушения только одним способом - вообще не выпускать на линию троллейбусы без кондукторов, тем самым уменьшив и без того невеликое количество троллейбусов в городе», - заявил он.
В то время как наши космические корабли бороздят просторы Вселенной… Впрочем, не так. В то время как руководители всех рангов говорят об открытости власти, о необходимости быстро реагировать на острые вопросы, поступающие от населения… В то время как дурным тоном считается не держать руку на пульсе, анализируя критику в адрес власти в соцсетях… В то время когда читатели ещё верят в то, что газета способна помочь… Так вот, в это прогрессивное время получить официальный ответ некоторых госучреждений не то что на заданные вопросы, даже на официальный запрос журналистам становится всё труднее.
Простая, казалась бы, тема: уборка в школьных кабинетах. Она была поднята в статье «Швабра как учебный предмет» 4 октября прошлого года. Однако при подготовке материала остался ряд вопросов, которые мы адресовали региональному министерству образования и в финале статьи наивно пообещали напечатать ответ министерства в ближайших номерах газеты. И, в общем, в этом не сомневались. Вопросы были направлены по электронной почте, обещание дать комментарий получено – чего же больше? По федеральному закону о СМИ срок ответа на официальный запрос редакции составляет семь дней. Отсрочка ответа допускается в том случае, если требуемые сведения не могут быть представлены в семидневный срок, при этом редакция должна быть уведомлена об отсрочке и её причинах в течение трёх дней.
Но что-то пошло не так. Ожидание затянулось, мы вынуждены были оформить запрос уже на официальном бланке в письменном виде. На полученном ответе значится, что он был написан спустя две недели. И я не зря говорю «написан»: получить его удалось ещё спустя три недели после многочисленных звонков и требований… Стоит ли говорить, что никаких уведомлений об отсрочке редакция не получала.
О причинах подобного поведения можно только догадываться. В самом деле: ну что такого секретного мы спросили? Всего лишь поинтересовались, кто должен производить уборку в школьных кабинетах и какие средства на это выделяются. Неужели это настолько опасная информация, которую сотрудники министерства готовы скрывать до последнего? Или это тот самый комплекс известного чеховского персонажа: «Так-то оно так, да как бы чего не вышло»?
Бывает и по-другому: посылаешь запрос, например, в горуправу Калуги, задаёшь в нём несколько конкретных вопросов. И получаешь ответ – вовремя, на официальном бланке. А в нём – две строчки от подведомственного учреждения: «К нашей компетенции не относится».
Понятно, что о каком-либо уважении к читателям и журналистам в данном случае речи не идёт. Но есть ещё закон, и получается, что его чиновники тоже как-то не слишком уважают.
Выступая на конференции Общероссийского народного фронта пять лет назад, президент России Владимир Путин отметил, что власть должна быть открытой «на практике и в жизни».
«Видимо, наши коллеги еще не привыкли работать так открыто, как об этом говорится», – отметил он тогда.
Губернатор Анатолий Артамонов также регулярно советует «трясти» чиновников, требуя своевременных и конкретных ответов. Ну что тут скажешь? Мы стараемся.
Красочные фотографии в весёлых дизайнерских рамочках. Выставка кукол – театральных персонажей. Атмосферная лестница, уютный гардероб и самое изумительное – кресла-трансформеры, которые в сложенном состоянии поднимают юного театрала сантиметров на пятнадцать, уравнивая со взрослыми зрителями. Даже раковина в туалете – и та на уровне малышей. Сказка да и только.
Казалось бы, смотри с дочкой спектакль и радуйся, какой чудесный кукольный театр теперь есть в Калуге. Но так вдруг стало обидно! Потому что вспомнилось всё, что этому предшествовало.
…Осыпающиеся ступени кинотеатра, железная лестница в какие-то подсобки, длинные заставленные коробками коридоры (какая там пожарная безопасность!), крохотный зал. Таким запомнился кукольный театр моим старшим детям. Собственно, целому поколению калужских детей. А если ребёнку понадобилось в туалет – вообще катастрофа. Потому что вспомнить тот, который был в «Центральном», без содрогания невозможно.
Я видела и то, что было «за кадром». Холодные комнатки, где надо было протискиваться между старыми школьными партами, чтобы что-то сфотографировать, – в таких условиях создавались куклы и декорации в течение 20 лет.
И лет пятнадцать из этих двадцати регулярно предпринимались попытки что-то изменить. К властям обращались и журналисты, и родители. И сами сотрудники пытались объяснить, что тесновато будет, да и несолидно как-то.
Это было похоже на борьбу кукол с Карабасом Барабасом. По его мнению, они должны были трудиться в любых предложенных условиях, и условия в «Центральном» он наверняка оценил бы как вполне подходящие.
Статьи о необходимости нового помещения калужские журналисты иллюстрировали изображениями кукольных театров Смоленска, Новосибирска, Тулы. И сами разглядывали их с завистью и изумлением. Кукольный театр – в отдельном здании, да порой в каком!.. Такое отношение к юным зрителям казалось чем-то роскошным и невероятным.
А городские власти Калуги всё обещали и предлагали: то сделать из «Центрального» развлекательный центр с театром кукол в придачу, то отправить театр в один из отдалённых ТЦ.
Не знаю, кто стал инициатором перемещения кукольного в бывший дом Купцова, не знаю, как этого добились, но после стольких лет это выглядит как безусловная победа: театр получил своё помещение, остался в центре города. Куклы победили, во главе с Буратино они нашли прекрасный театр «Молния» и теперь могут наконец, не стесняясь, смотреть в глаза юным зрителям.
Кто-то скажет: радоваться надо. Но вот эта цифра – 15 лет – всё портит. Ещё и потому, что заставляет вспомнить о других «долгоиграющих» проблемах Калуги, которые не решились даже за это долгое время. О набережной, например: её обещают обустроить с завидной регулярностью уже не первое десятилетие. Вот и прошедшим летом опять проводили какой-то опрос: нужна ли Калуге набережная? А какая? А где?
Хочется сказать: господи, да уж сделайте хоть какую-нибудь! Если способны…
Вчера старший сын спросил, кивнув на сестру: «А можно я в следующий раз с ней схожу?» Конечно, можно! Должен же человек на 22-м году жизни увидеть, как может выглядеть нормальный кукольный театр в его родном городе. Если повезёт, глядишь, и набережную в Калуге когда-нибудь увидит. Ну если не он, так хоть внуки доживут…
В Швеции почти закончился мусор, и власти страны готовы приобретать его у других стран. Датский остров Борнхольм переходит на жизнь без отходов. А в Калуге появился региональный экологический оператор и… исчезли экобоксы – специальные ящики для сбора литиевых батареек и ртутных ламп, то есть высокоопасных отходов.
«Наши люди сортировать не будут», - такой была первая реакция многих чиновников, когда речь только зашла о раздельном сборе мусора. Но люди – то есть волонтёры – объединились и занялись-таки раздельным сбором, сортируя сырьё по фракциям и отправляя его на переработку. Своими силами, по собственной инициативе. Они добились от властей установки экобоксов для сбора опасных отходов, организовали субботники по очистке водоёмов. Мало того, калужане эти инициативы поддержали, а некоторые даже стали требовать установки в микрорайонах контейнеров для раздельного сбора – правда, пока безуспешно. Даже дети и пожилые сегодня знают, что выбрасывать батарейки в мусорный бак – значит убивать ёжиков. Об этом твердят на уроках в школах, об этом рассказывают с экранов телевизоров. И когда все слои населения это усвоили и начали собирать опасные батарейки, – сдавать их стало некуда.
«Случайность», - решили мы, не обнаружив экобокса в ИКЦ. Но спустя время «зелёный ящик» исчез из здания горуправы и других известных доступных мест. «Рядом с министерством экологии точно есть», - сказала коллега и, захватив батарейки, отправилась на брифинг. Вернулась с батарейками: около здания министерства ящика тоже не оказалось. Исчез.
Выяснить, кто отвечает за сбор и утилизацию опасных отходов, оказалось непросто. Одни говорили об ответственности экологического оператора, другие это опровергали, ссылаясь на различные министерства. Один из депутатов городской Думы Калуги заявил в соцсетях, что полномочия по вывозу ТКО «по факту муниципальными не являются».
Во вторник министерство природных ресурсов и экологии на своей странице портала органов власти Калужской области опубликовало официальный список мест, куда можно приносить опасные отходы для их дальнейшей утилизации. Мест этих оказалось всего четыре.
Многие ли горожане поедут сдавать батарейки, термометры и ртутные лампы через весь город? Пожалуй, только самые приверженные идее экологии. Более того, чиновники и бизнесмены не устают жаловаться, что разделение отходов – дело затратное, что утилизировать отходы дорого. Видимо, загрязнять окружающую среду – гораздо дешевле…
При этом возникает ряд вопросов. Непонятно, к чему тогда эти пафосные лекции в школах про ёжиков и батарейки. Непонятно, почему в той же Швейцарии эту отрасль сумели сделать настолько выгодной, что готовы приобретать на переработку мусор из других стран. Ещё непонятнее, как смогли наладить процесс сортировки и сбора отходов волонтёры, которые за это ни копейки не получают. Похоже, ситуация типична не только для нашей области: недавно правительство России обратилось к региональным властям с призывом пересмотреть территориальные схемы обращения с мусором в срок до 1 января 2020 года. Остаётся наблюдать, как будет пересматриваться эта схема в нашей области.
Кстати, свои батарейки мы отнесли в МФЦ в Гостиных рядах. Правда, найти там гринбокс оказалось непросто: о его существовании знали даже не все сотрудники центра.
Год волонтёра позади. Много было статей, сюжетов, передач о тех, кто делает что-то полезное в свободное от работы или учёбы время. И всё чаще у меня возникал вопрос: а всех ли этих героев можно назвать волонтёрами?
Мне всегда представлялось, что волонтёр – это тот, кто делает серьёзное, нужное дело. Добровольно, по зову души. Потому что разбирается в этом, потому что может и хочет.
Волонтёры спасают, лечат и пристраивают животных. Очищают от мусора леса и водоёмы, городские скверы и пустыри. Организуют акции по разделению отходов и отвозят фракции заготовителям, чтобы меньше мусора скапливалось на планете. Они помогают больным детям и старикам, ухаживают за ними в больницах. Ищут лекарства и организуют обучение для детей-инвалидов и их родителей. Дежурят на мероприятиях, потому что их навыки могут помочь в экстренной ситуации.
Участвуя в акциях по уборке берега озера с детьми, разделяя мусор, я никогда не ощущала себя добровольцем: ведь не я это всё организовала. Мы так, помочь пришли.
Поэтому когда на вопрос о направлении волонтёрской деятельности я слышала ответы: «Ленточки на празднике раздавали», «Акции по правилам дорожного движения на улицах проводили» или «Театральную постановку для ветеранов делали», - поначалу даже не могла поверить, что молодёжь искренно считает это серьёзной волонтёрской работой. Следующей ступенью такой деятельности, как правило, была поездка на обучающие форумы для молодёжи, где юные добровольцы «нашли много друзей» и «познакомились с новыми проектами».
Возможно, я не права. Поле волонтёрской деятельности бесконечно широко. Сегодня волонтёров официально набирают для работы во время проведения крупных спортивных, социальных и даже деловых мероприятий. Но там их функции более понятны: встреча и сопровождение участников, информирование гостей, помощь в обеспечении безопасности. Соответственно и отбор в такую волонтёрскую команду пройдёт не каждый: требуется минимальное знание иностранного языка, правил медпомощи…
Мне возразят, что большое начинается с малого: возможно, тот, кто сегодня откликнулся на призыв покрасить скамейку в общественном парке, завтра пойдёт помогать старикам. Может быть. А быть может, он пойдёт поступать в вуз – и все добрые дела ему очень пригодятся – при условии, что они занесены в специальную книжечку. Да-да, есть уже и такая - личная книжка волонтёра с его фотокарточкой, куда заносятся все добрые дела: помощь в больницах, участие в акциях, форумах и фестивалях. И в некоторых вузах предъявитель подобной книжки уже может получить преференции при поступлении на определённый факультет: участие в волонтёрской деятельности добавит несколько баллов к ЕГЭ.
Насколько это правильно? Не знаю. Но очень хорошо вижу: чем серьёзнее и сложнее деятельность волонтёров, чем конкретнее их дела, тем меньше у них времени на разговоры. А о волонтёрских «паспортах» большинство из них вовсе не слышали, либо они им просто ни к чему. Странно представить, чтобы Тимур и его команда после каждой сложенной поленницы и принесённых вёдер воды отмечали свою деятельность в специальной книжечке или на сайте.
