На закате ненастной эпохи

Начало: часть 1, часть 2

   Затишье перед бурей

    Осознавая, что в неизбежной схватке с непокорной Русью расклад сил в общем определился, хан Ахмат не спешил. Повелитель степняков не стал даже изматывать набегами население порубежных городков, ограничившись сбором сведений о гарнизонах и укреплениях. В летописях, по крайней мере, отсутствуют сообщения о наездах из Дикого поля. Потомок Чингисхана затаился, как барс перед прыжком. На приграничных степных просторах установилась обманчивая тишина.

    Сохранял видимость спокойствия и государь Иван III. Протянувшаяся по левому берегу Оки оборонительная линия, усиленная крепостями и засеками в местах переправ, укрепленными военными базами и «острогами» в Коломне и Серпухове, представлялась надежным препятствием для степняков. На передовой рубеж можно было выдвинуть войска численностью до 20 тысяч ратников всего за трое-четверо суток. Так что у московских воевод появлялось достаточно времени для создания второго, подвижного, пояса обороны где-нибудь поблизости от Москвы.

   Небрежность, не ставшая роковой

    Судя по тому, что воеводы без опаски уводили ратников из-под Калуги в дальние походы, в планах по отражению неминуемого нашествия Ахмата она почему-то не значилась. А ведь в таких случаях московская часть Поугорья оставалась беззащитной ( о чем потом придется горевать). Единственным препятствием для перемещений степной конницы здесь служила природа: лесные буреломы и болотистые берега Угры.

    Тревожный для купцов и обывателей Калуги случай произошел в жатвенную страду 1477 года, когда крамольные бояре во главе с Марфой Посадницей вновь всколыхнули Новгород. Под призывный гул набата в город въехал князь Александр Оболенский, назначенный государем собирать воинство и вести калужан на мятежников. Военные сборы, понятное дело, охватили все крупные селения, входившие в состав калужских волостей, от Товарковой слободы до верховий Мышеги-реки. Дождавшись ратников из Алексина, князь повел конных и пеших в продолжительный поход.

    Вернулись калужане к семейным очагам подобру-поздорову, поскольку брани удалось избежать. Мятежники, запершиеся в стенах Новгорода, изголодались и, утомившись осадой, пошли на уступки. Навечно замолк вечевой колокол! С новгородской вольницей было покончено.

    Но вернулись калужане-ратники домой только в феврале. Осенью, в излюбленную степняками пору для набегов, немногочисленный гарнизон Калуги оказался одиноким стражем протяженной полосы пограничья от Товаркова до Алексина и даже до Тарусы. Полагаете, длительное отсутствие здесь призванных в ополчение мужиков и ратных людей могло остаться незамеченным?

   Шила в мешке не утаишь

    Уже в те времена Калуга была городом видным, широко известным в среде вездесущих купцов. По Оке вверх и вниз по течению у ее пристани сновали торговые суда, перевозившие мешки с зерном, изделия бочаров, скорняков и ткачей. В сезон осенних ярмарок степняки подгоняли к калужскому Правобережью, находившемуся тогда во владениях князей Воротынских, табуны коней и стада рогатого скота, скупая на деньги от их продажи привозные восточные и местные ткани, ремесленные изделия и партии соли на зиму про запас. Очевидно, что помимо покупок ордынцы увозили в свои степи и важные сведения о состоянии пограничной полосы.

    Эти сведения помогли ближайшим советникам Ахмата составить общий замысел карательного похода на Русь. Предполагался прорыв конницы через относительно маловодную Угру на калужском участке московского рубежа. Замысел этот они могли представить хану не позднее начала 1478 года. Точные сроки подготовки «генерального плана» кампании, разумеется, не могут быть установлены, да это и несущественно. Ханские полководцы знали, куда их поведет повелитель, задолго до нашествия.

    Вовсе не случайная «кривая дорожка» вывела ордынских всадников к устью Угры в октябре 1480 года. И не желание Ахмата соединиться с горстками шляхтичей Казимира. В помощи короля, который не был способен ни приструнить своих вассалов, ни призвать в войска владетельных князей, владыка степей не нуждался.

    Небрежность и просчеты московских воевод, ослабивших позиции под Калугой при походе на Новгород, были замечены ордынцами. В ставке Ахмата огрехами в московских оборонительных порядках решили воспользоваться.

   Велик и грозен «царь» ордынский

    Пока московский государь подавлял мятеж в Новгороде Великом и устанавливал в нем новые порядки, полководцы хана гонялись по степи у северных берегов Аральского моря за отрядами Шейх-Хайдера, воины которого называли себя узбеками. Улучив подходящий момент, они набросились на его беспрестанно кочующие таборы на зимних становищах. В соответствии с исконными правилами степной войны несговорчивые чужаки должны были либо покориться, либо умереть. Последовала поголовная резня мужчин всех возрастов (в живых оставляли только мальчиков, которые ростом были ниже колеса арбы). Не сумев оказать достойного сопротивления, Шейх-Хайдер бежал с верными людьми за барханы пустынь.

    Ордынский хан не собирался отбирать у узбеков их засушливые песчаные степи. Его ярость вызывали их вожди, обеспечившие провод караванов из Бухары и Хивы в далекую сибирскую Тюмень. Но главное – в строптивую Казань, которую восточные купцы насыщали оружием, шелками и серебром. В сравнении с запустевшими городами ордынских владений Казань процветала. Считавший себя независимым «царек» Ибрагим под давлением купечества много лет поддерживал ровные отношения с Москвой. Так что разгром узбеков являлся ударом по налаженной среднеазиатской торговле, за счет которой Казань обогащалась, перепродавая товары на Русь.