Я помню

Большая часть ее жизни прошла в Обнинске, куда Галина приехала с мужем после учебы в Пензенском политехническом институте в конце 1950-х. Много лет женщина проработала на атомной электростанции, воспитала детей, дождалась внуков. Но самые яркие, самые страшные, самые важные воспоминания Галины возвращают ее в Калугу, на улицах которой до сих пор оживает ее покалеченное войной детство.

В сумасшедшее время

5 декабря 1936 года по Калуге летела полуторка. Милиционеры, дежурившие на улице Ленина, кинулись наперерез, но остановить ее не сумели: машина затормозила только у роддома Хлюстинской больницы. В разгар оформления протокола в вестибюле появилась медсестра, улыбнулась нарушителю:
– Александр Самохин? Поздравляю вас с дочкой.
– Как родилась в сумасшедшее время, так и вся жизнь прошла, – усмехается Галина Александровна.
В Калугу семья переехала из деревни Плетенёвка как раз накануне рождения Гали. Через год, в 1937 году, ушел в булочную и сгинул без вести мамин отец – дед Василий. Полвека спустя его реабилитируют посмертно, но до той поры надо было еще дожить.
– Из-за ареста деда маму на работу нигде не брали. Хорошо, отец был шофером и научил ее машину водить, она смогла устроиться водителем в банк на улице Достоевского. Перед войной мы занимали комнату в бывшем барском доме на этой же улице, где кроме нас еще пять семей проживало. Там же в 1940-м родился мой брат Стасик. Ну а потом…

1941-й

Отца мобилизовали, и мама Александра Васильевна осталась с двумя детьми на руках. В ожидании третьего…
– Помню ужас непрекращающихся бомбежек, – рассказывает Галина Александровна. – В нашем дворе от прежнего хозяина остался небольшой погреб, во время налетов мы все ныряли туда. Однажды бомба угодила совсем близко, один из осколков попал мне в руку. Все бегут, я кричу от боли и страха, мама чем-то наскоро меня перевязала…
Вскоре бомбежки прекратились, и замерший город заняли фашисты. Пришли они и в комнату Самохиных в доме на Достоевского. Семью, правда, не выгнали. Александра Васильевна отгородила небольшой угол в кухне занавесками, постелила что-то на полу и строго-настрого запретила детям выходить, когда страшные «постояльцы» были дома.
– Я-то понимала все, а братишка только ходить научился – разве его удержишь? – усмехается Галина Александровна. – К счастью, немцы его не трогали – думаю, у самих дети были. Сунут иногда кусок хлеба, а то и конфету – и он с «добычей» к нам идет. Жили-то впроголодь…
В один из дней немцы собрали всех жителей дома и погнали их на площадь. Там, где до войны ребята играли в песочнице, они устроили показательную казнь.
– Над площадью стоял стон, женщины рыдали. Немцы кричали на них, грозя автоматами. Сколько живу, никогда этого не забуду, – прерывающимся голосом рассказывает Галина Александровна.

После оккупации

Калуга стояла в руинах.
– С едой стало полегче, открылись какие-то магазины, – вспоминает Галина Александровна. – Я в свои пять лет приходила к семи утра в булочную на Дарвина, в восемь приезжала машина с хлебом. Запах стоял невероятный – до сих пор помню! На карточки нам на семью давали полбуханки хлеба, которые очень тяжело было донести до дома – так хотелось откусить. Но я понимала: нельзя. Маме на работе выдавали рыбий жир, она добавляла его нам во все, что варила. Ели, куда деваться. Ну а когда пришла весна, вся трава была наша.
Потом появились грядки во дворе, мама завела поросенка – стало полегче.
В 1943-м Галя пошла в 57-ю железнодорожную школу.
– Первой учительницей была Ольга Николаевна Благовещенская, ученица Циолковского, – воодушевленно вспоминает Галина Александровна. – Преподаватель – золото, мне кажется, сейчас таких не бывает…
Предметы давались легко, учиться нравилось. Но однажды на пионерском сборе с Гали Самохиной показательно сняли галстук: вожатая объявила, что внучка врага народа не имеет права быть пионером. Домой девочка возвращалась в слезах. И это тоже – воспоминание на всю жизнь…

После войны

Отец вернулся летом 1945-го. Вернулся совсем другим: после тяжелых ранений стал нетерпимым, вспыльчивым и прожил совсем недолго. Лишь на его похоронах семья узнала, что служил Александр Лаврентьевич под началом Василия Сталина: три молчаливых человека в черных костюмах привезли на прощание венок от именитого военачальника и передали вдове конверт.
Александр Самохин оставил после себя семерых детей, поэтому основной обязанностью старшей Гали было присматривать за ватагой сестер и братьев. Мама Александра Васильевна продолжала трудиться шофером, другой работы для нее по-прежнему не было.
 – Помню, она ездила в Горький получать новую машину. Бензина-то не было, ездили на машинах, оборудованных специальными печками, – делится Галина Александровна. – На заводе ей выдали дрова, но они быстро закончились. Нужно было останавливаться, идти в лес, рубить дрова и ехать дальше. Мы, дети, не задумывались об этом, радовались: мама приехала.
Мама Галины Александровны подняла и воспитала всех семерых детей, передав им в наследство свое упорство и трудолюбие – качества, которые очень важны даже в самое мирное время.
…Окончив семилетку и получив паспорт, Галина устроилась на КЭМЗ. А в 17 лет напомнил о себе застрявший в руке осколок фашистской авиабомбы. Хирург с интересом разглядывал извлеченную во время операции металлическую пластинку с немецкими буквами. Кажется, война с ее смертоносными артефактами осталась в прошлом – можно забыть. Но забыть о покалеченном войной детстве все равно не получится.
 – Они даже детский театр разбомбили! Он был в районе нынешней площади Победы и до войны мама водила меня туда на спектакль «Кот в сапогах», – рассказывает Галина Александровна.
В ответ на удивленный вопрос: «Вы и это помните?» – удивляется сама:
– Как же не помнить! Мое сиденье было рядом с проходом, по которому выходил на сцену сам Кот в сапогах, в шляпе, со шпагой, – хорош необыкновенно!

Наталья ЛУГОВАЯ
Фото автора и из архива Галины Ивановой